воскресенье, 18 марта 2012
читать дальшеКогда Пэл очнулся и сколько прошло времени, он не знал. Алэилер был по-прежнему рядом, сидел на камне и задумчиво смотрел на пруд. Аннивэрэлл попытался осознать, что же произошло между ними и насколько это преступно, но понял, что вряд ли сможет воссоздать события. Однако переполнявшую его бело-золотую энергию Кристалла он ощущал очень ярко.
- Ал… - Пэлломэллан сел и тоже оглядел пруд. – Может искупаться…
- Хочешь освежиться?
- Да… я… Никак не могу прийти в себя.
- Я могу тебе помочь, хоть это, наверное, несколько жестоко.
Глядя на недоумевающего Пэла, Прекраснейший с хитрой улыбкой показал на нависающую на ними громаду Дворца.
- Окна покоев моего супруга прямо над нами.
Сердце Пэла пропустило пару ударов, а Алэилер почти что упал, расхохотавшись.
- Ты бы видел своё лицо сейчас, Пэл!
- Ох, да, у меня такое ощущение, будто я мгновенно протрезвел… Ты же пошутил, верно?
Продолжая смеяться, Прекраснейший покачал головой.
- Нет, я не пошутил. Но бояться не надо. Я слишком дорожу тобой, чтобы позволить тебе сделать что-то, за что он убьет тебя. Да и не видел он нас… я думаю. Пойдем, покажу тебе ещё одно замечательное место. Вряд ли ты хочешь теперь тут оставаться.
- Да уж.
Пэл бодро вскочил на ноги, ещё раз удивившись полыхающей внутри энергии.
- Что ты сделал со мной?
- Ну… - Алэилер замялся. – Доставил тебе удовольствие одним из способов, которые не запрещены. А главное, я могу не опасаться, что ты с кем-то ещё испытаешь подобное… разве что с другим соффитом.
Пэла передернуло.
- Подумать о таком не могу. Я не знаю, ревнив ли ты, но в моей верности можешь не сомневаться. Никогда.
- Я и не сомневаюсь, Пэл, - тихо ответил его соффит.
Аннивэрэлл прислушался к своим ощущениям и попытался проанализировать их.
- Что ты сделал с моими мозгами?
- Да ничего, Пэл, - усмехнулся красавец. – Хотя где находится центр удовольствия, мне отлично известно.
- Расскажи, как это делаешь. И… со многими ли ты делал подобное?
- Как ты любопытен. Ты уже забыл о чужаках?
- О чужаках… а да. Я хочу ходить с тобой.
- В смысле? – Ал удивленно приподнял брови.
- Я хочу поучаствовать в твоей тайной жизни, увидеть как и куда ты ходишь, что делаешь, как себя ведешь, - Пэл подумал, что это, наверное, слишком уж нагло с его стороны и замолчал. Но Алэилер только развеселился.
- Тебе точно надо стать моим телохранителем, чтобы приглядывать за мной подобным образом, - смеясь, проговорил он. – Обещаю, когда станешь им, будешь всегда ходить со мной. А до тех пор пусть это будет стимулом для тебя в твоем обучении.
- Но… - Аннивэрэлл ощутил разочарование.
- Не спорь со мной. Если ты заявляешь такие права на меня, ты должен заслужить это, Пэл.
- А если место займет кто-то другой? Неужели соффит Анакреонт не найдет за это время претендента на него?
- Пэл, не всё в моей жизни решает Анакреонт, вообще-то есть и моя собственная воля. Это место будет ждать тебя. Не торопись, но и не забывай это. А мы пришли.
Алэилер указал на снежную пелену в нескольких метрах от них.
- Что это? Сейчас же конец лета, откуда снег?
- Мы в заколдованной части сада, Пэл. Тут времена года не имеют своей власти. Пошли, - Ал взял его за руку, и они вместе вступили на заснеженную поляну.
- Тебе ведь хотелось охладиться. Что может быть лучше! Смотри, какая красота, - Прекраснейший кивнул в сторону застывших ледяных деревьев.
- Они всегда такие?
- Да.
- Это создал ты, - неожиданно осенило Пэла.
- Верно. Станцевал их однажды, - тепло улыбнулся Алэилер. Заклинанием может быть не только песня, но и танец или оба вместе. Люди Кристалла тоже способны творить танцы-заклинания, но заклинать танцем пространство умеют только соффиты.
- Их?
- Осень и зиму. Пойдем.
Пока они шли через метель, Пэлломэллан, пренебрегший согревающим заклинанием, начал замерзать.
- А тебе не холодно? – спросил он, когда Алэилер обнял его за талию и заставил его тело согреться, видимо, опять вмешавшись в работу какого-то отдела мозга. Страшно подумать, что можно сотворить, обладая подобной властью над чужими телами.
- Таки ты плохо учил биологию соффитов! – смеясь, ответил Алэилер. – Смотри, если не будешь знать её на отлично, не сможешь стать моим телохранителем! Я никогда не мерзну, если не позволю себе этого сам. Считай, что согревающее заклятие активизируется Кристаллом помимо моей воли. Хотя это слишком грубое объяснение, но примерно так.
- Он согревает тебя примерно так, как только что ты меня?
- Нет, Пэл. Он не влияет извне, он же и так какой-то своей частью находится внутри моей головы, в мозге. Хотя странно говорить «он» про часть самого себя, не находишь?
Пэлу совсем не хотелось думать об этом. Кристалл всегда представлялся ему кем-то страшным, ещё страшнее соффита Анакреонта, самого древнего ныне живущего своего создания. А Алэилер был таким родным и теплым. Не укладывалось в голове, как он мог быть таким же воплощением Кристалла, как остальные соффиты.
- Смотри, - Пэл поднял голову и чуть не отшатнулся, увидев, как голубые глаза Ала стремительно заполняет бездонный золотой свет. Это не было бы таким страшным, если бы не стремительные и очень резкие изменения ауры. Она всё меньше походила на человеческую, это отталкивало и пугало. Пэл вдруг понял, что ему хочется убежать, и именно в этот момент Алэилер резко вернулся в своё обычное состояние. Разгоревшийся Кристалл в материализовавшейся короне тоже стал бледнее.
- К этому тебе тоже надо будет привыкнуть, Пэл. Телохранитель не может пуститься наутек, если соффит станет таким в битве. То есть не таким, как только что, а гораздо в большей степени.
- Тебе не о чем волноваться, Ал. Я просто не ожидал сейчас. И… такое я увидел в первый раз. И кстати, биологию соффитов, как и все остальные теоретические курсы я сдал на отлично. Теория не так сложна.
- После того, как ты увидишь сам Кристалл, отдельно от соффитов, это изменение тебя уже не будет так пугать. Но не будем обгонять события, будущих телохранителей неплохо учат, приучая в первую очередь не бояться того, кого они должны защищать. А теперь ответь мне, Пэл, это ведь ещё более чуждо тебе, твоему существу, чем те мохнатые создания?
- Нет, конечно! – Аннивэрэлл возмущенно фыркнул. – Кристалл создал всех нас, как он может быть чужд, как те непонятные уро… создания?
Под укоризненным взглядом Прекраснейшего Пэлломэллан запоздало исправился. Ал ничего не сказал, но Аннивэрэлл решил извиниться.
- Прости, я постараюсь насколько смогу избыть в себе отвращение к чужакам. И называть их уродами тоже перестану.
- Я был бы тебе благодарен, друг мой. Мы пришли.
Аннивэрэлл оторвался от изучения идеальных черт лица своего спутника и с удивлением отметил, что снега и метели больше нет. Землю устилал густой ковер желтых осенних листьев. Они стояли рядом с изящной деревянной беседкой в окружении осенних золотых деревьев. Дул чуть прохладный ветер, вызывая бесконечный листопад.
- Знаешь, что тут больше всего удивляет меня, Пэл? Листья никогда не кончаются.
- Бесконечный золотой дождь, как бесконечны ваши золотые жизни…
- Да уж, Пэл, поэта из тебя не выйдет.
- Расскажи мне, как же вы с соффитом Анакреонтом решились связать навсегда ваши бесконечные золотые жизни?
Алэилер вздохнул.
- Всем всегда это почему-то так интересно…
- Я слышал, что раньше, давно, он никому проходу во Дворце не давал, и любой мог стать его фаворитом – впрочем, чаще на короткое время.
- Да, это так. Было так до моего появления. Он вообще очень любвеобилен. Помимо того, что он не давал прохода людям, работающим во Дворце, у него были разной степени продолжительности отношения со всеми без исключения ныне живущими соффитами. Опять-таки задолго до моего рождения. Но он со всеми расставался, Пэл. Даже с теми, с кем был вместе сотню или две лет. А ведь помимо этого мира есть и другие, где все соффиты, кроме меня, пожалуй, бывают очень часто. Я говорю сейчас не о наших мирах-колониях, как ты, наверное, понял. И огромное число любовных увлечений моего дорогого супруга пришлось на существ из иных миров, разного уровня силы и разной энергетики. Наверное, можно было бы составить внушительный список…
Алэилер, рассеянно поиграв ногой с кучкой желтых листьев, устроился на скамейке беседки. Пэл присел рядом, рассчитывая, наконец, прояснить для себя вопрос, что же, что связало навсегда таких непохожих существ и закрыло для него путь сияющих перспектив. Эта беседка и кружащийся листопад создавали иллюзорное ощущение отгороженности от мира. Как будто ничего больше не существовало в целом мироздании, только этот ветер, эти листья, деревья поодаль и это хрупкое строение. Вырванное у вечности застывшее мгновение.
- Знаешь, про нас можно было бы сложить не одну песню. Мы часто ссоримся. Но всё это как будто игра, и каждый из нас всегда, даже в момент отчуждения ощущает те невидимые цепи Клятвы, что связывают нас.
- Но так же было не всегда, Ал.
- Да. Я чувствую твоё возмущение и неприятие. Я чувствую их почти что ото всех, кто наблюдал или просто слышит историю про меня и Ана. Больше всего, конечно, были возмущены соффиты. Понимаешь, все были уверены, что я – лишь одно из многих увлечений легкомысленного старшего соффита. Он стал моим учителем, мы много времени проводили вместе – учитывая специфику моего облика, никто бы не устоял. Так думали все соффиты. Никто бы не был возмущен, если бы мы провели вместе несколько сотен лет. Но не миновало ещё и пятидесяти, а мы принесли друг другу Клятвы. Причем инициатором был он.
Ал помолчал.
- Если столько раз он мог принести кому-то клятву, но никогда не делал этого, а сейчас всё изменилось, то это его осознанный и серьёзный выбор. За пять тысяч лет он мог определиться, что ему нужно, и научиться досконально отличать любые оттенки чувств в своей душе.
- Пять тысяч лет! Я не знал его точный возраст…
- Ну совсем точного никто не знает, включая самого Ана. Соффиты почти никогда не считают прожитых лет.
- Алэилер, а как же это произошло? Он учил тебя, вы много времени проводили вместе, а потом он просто предложил принести Клятву?
- Нет, конечно… не люблю вспоминать эту историю…
Аннивэрэлл удивленно уставился на всего бога: кажется, это первый раз, когда он видел его смутившимся.
- Мне даже стыдно об этом вспоминать, и я не хочу об этом говорить. Поэтому смотри, - контрастирующим с тихой медленной речью резким движением Прекраснейший схватил Пэла за руку, и тот, ощутив вторжение Кристалла в своё сознание, одновременно осознал, что помнит события, свидетелем которых не являлся.
Появившееся из ниоткуда чужое воспоминание, яркое, перенасыщенное ощущение магических потоков, магии, запахов, оттенков цвета, которых глаз Пэла не различал, но мозг парадоксально помнил их, звуков за гранью слышимости ушей андрогина, наконец приглушенный – скорее всего, специально – но всё же ощущаемый сопутствующий эмоциональный фон, эмоций, качественно отличных от всего, что он испытывал когда бы то ни было. Они были похожи на музыку, на тяжелый ветер в начинающуюся бурю, на шумящий лес, то есть на стихию. Впрочем, эмоции ли это: любую эмоцию можно пережить, ощутить, ощущать, а тут нечто другое, не ощущение и переживание, а просто бытие. Как проявление стихии: подсознательно мы понимаем, что оно относится не к ощущению, его полнота настолько всеобъемлюща, что оно просто есть, существует. Как существует в какой-то момент времени удар молнии и раскат грома или шум прорвавшей плотину воды и дрожь земли. Это бытие с лихвой переполняет ощущение, то есть то, что можно вместить и прочувствовать до конца. Эмоция высшего существа, которую до конца постичь, осмыслить, прочувствовать невозможно в силу разного устройства нервной деятельности. Похоже, что эмоции соффиты ощущают совсем по-другому. А это значит, что их нервная система настолько связана с Кристаллом, что эмоции… что? Испытывают они вместе с Кристаллом, через него или?..
Алэилер подарил Пэлу одно из своих воспоминаний. Воспоминание о том, что он не хотел рассказывать словами. Впрочем, воспоминание подправленное – и не только в плане эмоционального фона, который всё равно корректно не был бы расшифрован нервной системой андрогина, Алэилер изъял некоторое количество фрагментов той истории, которую хотел передать, в силу ли излишней интимности или по другим соображением, но воспоминание напоминало склеенный из отрезков видеоряд (перенасыщенный ощущениями от других органов чувств, включая, страшно сказать, Кристалл и ощущение энергий), иногда слегка смазанный и не до конца логичный.
Пэл внутренним взором «видел» ссору с Анакреонтом, страшную по накалу и энергетике, он был там, рядом с ним, и ощущал эту ауру, не спокойную и сдержанную, как во время их реальных встреч, а раскрытую и подавляющую энергию. Был рядом, хотя на самом деле никогда не был. И за это оставалось только благодарить Кристалл. Соффит Анакреонт действительно злился в тот момент. Что именно он говорил Алэилеру, Пэл не усвоил, соффиты совершенно непонятно общались между собой какими-то обрывками слов, причем в половине случаев на древнем языке высшей магии, и потоками образов. Смазанными золотыми движениями и излучением энергии. Аннивэрэлл понял только, что Анакреонт совершенно непредставимо злился на Ала за какой-то проступок последнего, а Прекраснейший – и это совершенно сбивало с толку своей алогичностью – вместо того, чтобы устыдиться, испытать вину или испугаться, откровенно провоцировал своего старшего товарища. Как именно и что именно Алэилер говорил – а он говорил и весьма много – Пэл не понял. Или же ему не показали специально… Он ощущал только задор и ответную злость Алэилера, обжигающий изнутри белый огонь. Всё случилось мгновенно, кажется, Алэилеру удалось то, чего он открыто добивался, и Ан вышел из себя. Момент перед бурей, когда можно было уйти или даже, может быть, дать уйти Анакреонту, оказался смазан едкими словами – на сей раз именно нормальной целой проговоренной фразой – Алэилера. Дальше была только затопившая целый мир боль. Анакреонт направил всю свою полыхающую энергию злобы прямо на Алэилера, который – и это тоже было сделано специально, может быть назло – не поставил ни одной преграды или заслона. Кажется, древнейший из соффитов не сдерживался и на физическом плане пространства, но это являлось совершенно неважным по сравнению с полностью уничтоженной, изорванной на клочки аурой Прекраснейшего. Удар, нанесенный на тонком плане, был гораздо серьёзнее и страшнее ран физического тела, залечить которые соффиту не представляло никакого труда.
Сколько длилось это, неизвестно, ощущение времени, как и всё остальное, утонуло в бесконечном океане боли. Пэл помнил лишь отрывочные мысли Алэилера, фиксирующие всё новые и новые повреждения физической оболочки. И полное отсутствие желания защититься – похоже, где-то в глубине души Алэилер признавал свою вину, никак иначе объяснить данный факт Аннивэрэлл не мог. А может быть, в тот момент он действительно хотел умереть?
С какого-то момента ужасающая боль от уничтоженной ауры потускнела, и всё стало исчезать. Кажется, Алэилер терял сознание. Последнее, что «помнил» Пэл до смазанного беспокойного забытья, это высверки совершенно жуткой боли физического слоя пространства и сбивчивый образ оружия, возникшего перед мысленным взором, - той самой полупрозрачной радужной субстанции с рукоятью, которой Анакреонт связал руки Алэилера у стен Дворца после первого бала Пелломеллана.
Потом Пэл «помнил», как Алэилер очнулся в постели палаты целителей во Дворце. Команда высших целителей во главе с легендарным Маирэс`Эином почти круглосуточно находилась во Дворце на тот случай, если Совету соффитов понадобится помощь в лечении. Как ни парадоксально, но случалось и такое. Палаты и научные лаборатории этих целителей и по совместительству ученых биологов располагались в цокольном этаже Дворца ближе к центру (ближе к Кристаллу), окна выходили в пространственно нестатичный маленький внутренний дворик Дворца. В одной из таких палат и восстанавливался Алэилер. Физические раны в тот же день залечили соффиты, осталась лишь бледность от потери крови – текущей крови Ал не запомнил, но Пэл «видел», насколько бледнее стали прекрасные руки его бога, когда тот очнулся и осмотрел их. Однако наделить аурой мгновенно не могли даже соффиты, поэтому Алэилер провел несколько дней у врачей под личным присмотром самого Маирэс`Эина, с которым, кстати, дружил. Но гораздо более серьёзным было то, что морально Ал очень страдал, приняв решение расстаться с Анакреонтом. Решение твердое, насколько мог судить Пэл. Общества Анакреонта Прекраснейший усиленно избегал, не позволяя навестить себя.
Но однажды черноокий дьявол всё-таки пришел, вопреки запретам.
Анакреонт очень много говорил, о себе, о своих чувствах, о своих размышлениях в эти дни. За последний неприятный инцидент оба соффита очень трогательно взаимно попросили друг у друга прощения – похоже, обоим было неприятно вспоминать об этом и оба чувствовали свою вину. Пэл не мог не отметить, что Анакреонт совсем не так общается с Алом, как с людьми подчиненной ему расы. Отстраненности, холода, некоторого высокомерия не было и следа, разговор на равных, несмотря на разницу в возрасте и опыте, – даже странно помыслить, что с кем-то он способен так разговаривать. За соффитами, такими, какими они являются в обществе друг друга и по отношению друг к другу, оказалось чертовски интересно наблюдать. Что ж, если он окажется в Свите Алэилера, шансы увидеть подобное общение своими глазами ещё будут.
В конце их разговора Анакреонт, совершенно неожиданно для Алэилера, предложил тому связать друг друга Клятвой. Пэл отметил колоссальное удивление своего прекрасного бога при этих словах – кажется, тот был уверен, что результатом беседы станет только примирение. На этом заканчивались подаренные Пэлу воспоминания.
- Мне бы было тяжело рассказать тебе это всё словами, - чуть печально улыбнулся Алэилер. – Зато до сих пор забавно вспоминать лица Совета, когда мы сообщили о своем решении.
- Ал… но разве не опасно быть рядом с таким существом? А если подобное повториться? Ты же едва не погиб…
- Глупости, Пэл. Уже множество тысяч лет соффиты не убивают друг друга, хотя древние легенды гласят, что когда-то такое случалось. Потеря ауры для соффита вовсе не означает смерти, хотя драться без неё уже невозможно. Но я рад твоему вопросу. Фраза «с таким существом» говорит мне, что меня ты не относишь к их числу, и это мне безмерно льстит.
Алэилер лучился радостью, но Аннивэрэлл смутился. Он уже не раз ловил себя на мысли, что Прекраснейший близок к достижению своей цели общаться на равных с людьми вверенной ему Кристаллом расы, во всяком случае Пэл не раз сбивался на неучтивость или излишнюю фамильярность.
- Самое главное, что тебе надо запомнить, Пэлломэллан – это то, что я люблю его. Теперь ты знаешь, как всё случилось, надеюсь, это успокоит тебя. В какой-то степени.
Алэилер прислушался к чему-то неслышному.
- Кстати, да, только один соффит, кажется, был действительно рад за нас и ни разу не сказал мне никакой колкости по поводу Клятвы и моей разницы в возрасте с Анакреонтом. Наверное, он просто не строил на меня планов как остальные грязные извращенцы.
- Которые теперь боятся соффита Анакреонта?
- «Боятся» - неверное слово, Пэл. «Считаются» и «глубоко уважают» - будет точнее. У Ана свои рычаги воздействия на Совет, и его слово всегда решающее. Наверное, всё дело в том, что соффиты, как и прочие живые существа, привязываются к тем, кто их растил и всегда был рядом в период взросления. Даже если взросление и рост относятся исключительно к психологическому становлению личности, а не изменениям физической оболочки. Кстати, сюда идет один из соффитов, тот самый, кто порадовался за нас чистой радостью.
Пэлломэллан внутреннее напрягся: все встречи с соффитами, за исключением самого первого встреченного им бога, были в той или иной мере напряженны, опасны и иногда почти неприятны. Однако в этот раз напряжение оказалось совершенно излишним. Хрупкая тонкая фигурка, облаченная золотой аурой соффита, приблизилась к ним, вторгнувшись в мир бесконечного листопада. От фигуры, одетой в длинные светло-бежевые одежды, исходило абсолютное спокойствие. Аура овевала Пела подобно тихим теплым волнам летнего моря. Овевала, не задевая. По-видимому, Пел совершенно не интересовал соффита Сьервэйльнта, славящегося своей любовью к уединенным исследованиям и научным экспериментам. Его аура была нейтрально теплой, в отличие даже от ауры Алэилера, в которой проступал иногда холод, соседствующей с белесым яростным огнем. Соффит Сьервэйльнт олицетворял спокойствие и отстраненность от переживаний в частности и целого мира в общем. Однако он не случайно пришел сюда, а направлялся прямо к непонятно чему обрадовавшемуся Алэилеру.
Прекраснейший вскочил и бросился навстречу себе подобному существу, безжалостно нарушив хрупкое эстетическое единство осеннего листопада, бежевых развивающихся одежд и длинных прямых рыжих волос Сьервэйльнта. Оказавшись рядом, Алэилер, совершенно не смутившись, обнял пришедшего соффита и материализовал на его голове пышный венок из желтых листьев, полностью спрятавший Корону. Желтые и бежевые оттенки необычайно шли рыжеволосому соффиту, делая его очень похожим на воплощение божества осени. Сьервэйльнт ответил радостью, открыто промелькнувшей в его ауре, а затем оба соффита повели беседу в том самом стиле, который наблюдал Пэл в воспоминаниях Ала. К ужасу Аннивэрэлла, он осознал, что не понимает абсолютно ничего, кроме того, что эти двое, видимо, – друзья и что оба рады встрече. Пэл неплохо знал древний язык высшей магии, язык, который очень любили соффиты, но беда была в том, что Алэилер и Сьервэйльнт общались большей частью невербально, а быстро меняющиеся полутоны энергией Аннивэрэлл не мог расшифровать. Он даже не слышал голоса рыжеволосого соффита, лишь однажды он рассмеялся, заставив Пэла пожалеть, что тот не разговаривает нормально, не позволяя насладиться своим приятным голосом.
Почувствовать себя идиотом, иностранцем в родном мире и совершенно лишним оказалось довольно неприятным, но повернуться и просто так уйти Пэл не решался. К тому же однажды, если он действительно станет телохранителем Алэилера, ему придется сопровождать его большую часть суток, был неотлучно рядом и наблюдать разнообразные способы общения соффита с внешним миром, которые только даровал своим воплощениям Кристалл. А значит, нужно привыкать. Даже к тому, что и сам Алэилер, кажется, тоже напрочь забыл о нем, полностью отдавшись общению со своим другом. Значит, кроме Анакреонта, существуют ещё соффиты, к которым Прекраснейший искренне привязан.